Театровед Ольга Абрамова (научный сотрудник
Научно-исследовательского сектора Школы-студии МХАТ ) о спектакле "Гроза", показанном на I Всероссийском фестивале губернских театров "Фабрика Станиславского" (Москва)
Любую пьесу Островского испортить трудно, но именно с «Грозой» ситуация особенная. Мне повезло: до спектакля Нового художественного театра (Челябинск), который привезли в Москву на фестиваль «Фабрика Станиславского» я видела один великолепный спектакль по этой пьесе, но он был всего один, а с остальных я уходила с ощущением, что мне прочитали по ролям хорошо знакомую пьесу. Пытаясь оправдать театр, я находила слабую и в общем несостоятельную отговорку, что, так как пьеса со школьной скамьи «замылена» до потери смысла, воспринять ее во всей первозданности и глубине через все слои известного, написанного, сказанного и воплощенного на сцене – не так-то легко.
Режиссеру Евгению Гельфонду это удалось. Он поставил спектакль очень современный, свободный от всех смыслов, которые наслоились на пьесу со временем. Искренность, с которой он взялся за текст Островского, как за совершенно новый, будто только что написанный, подкупает. Настойчивое любопытство, с которым он читает каждую строчку автора, пытаясь понять, о чем же написана та или иная реплика, передается артистам, а жанр – «спектакль-репетиция» подстегивает это любопытство: режиссер (Алексей Зайков) раздает артистам роли, артисты начинают репетировать «Грозу», потом они разыгрались, и пошло-поехало… Они играют-репетируют так, будто Александр Николаевич написал пьесу вчера, и вот сегодня она у них в руках – а в зале зритель, которому очень интересно, чем же все кончится.
Прием «спектакля в спектакле», с одной стороны, дает отстраненный взгляд на события, происходящие на сцене, с другой – на «законных» основаниях позволяет артистам и зрителю получить наслаждение от чистой актерской игры. Это своеобразное актерское пиршество, где каждый волен отдаться роли целиком так, как ему хочется, вроде бы не думая о замысле режиссера и о том, что получится в финале. Очень грустную историю рассказывает автор, а вместе с ним и режиссёр, а зал хохочет почти постоянно, спектакль буквально искрится юмором, актерская энергия вольно разгулялась и бьёт через край. В спектакле звучат цитаты великих режиссеров, искавших свой ключ к пьесе, а мне вспоминалась цитата М.И. Бабановой: «Игра – это физическое ощущение собранной энергии и радость, когда направленная в зрительный зал энергия действует на него и возвращается к тебе с новой силой. Игра – взаимодействие актера и зрителя. Игра – не есть ни переживание, ни представление. Игра – это достаточно точное слово».
Результат – зритель, включившись в игру, забывает все, что ему известно про «Грозу», в том числе и сюжет. Ему, как в старые добрые времена, действительно интересно, чем же все кончится, потому что спектакль НХТ рассказывает ему историю о любви и гибели Катерины непосредственно из сегодняшнего дня.
Жизнь Бориса до приезда в Калинов обычно как-то наскоро «проговаривается» (режиссером и артистом) как само собой разумеющееся, понятное, и остается на втором плане. Здесь же артист Петр Оликер никуда не торопится и подробно, переживая каждую строчку, разрабатывает историю Бориса, которая оказывается в центре внимания. Фигура Бориса становится очень объемной и близкой, начинаешь ему сочувствовать, что он вот так вот крупно «попал»: приходится целиком зависеть от дяди и торчать в этом странном чужом городке в напрасной надежде получить в конце концов свое законное наследство. В спектакле артист Петр Оликер ходит за дядей в буквальном смысле, а тот то и дело очень смешно шикает на Бориса и отгоняет его: «Не ходи за мной!» Дикой в исполнении Александра Майера – добродушный человек с прекрасным чувством юмора. Вот только одна беда: денег ему жалко, и он их не даст.
Раздражение Бориса растет с каждой репликой: он ничего не понимает в нравах и обычаях этого городка. Ему что-то объясняют, он изо всех сил пытается понять, но, похоже дело просто в том, что здравый смысл здесь отсутствует, но все как-то пытаются в этом жить. Чего Борис не понимает, так это «зачем» тут все так странно и дико? Ответа нет.
Появляется Катерина и Кабаниха. Проходя мимо Катерины, Кабаниха случайно роняет: «Экая важная птица у нас тут!» Актриса Марина Оликер – тоненькая, хрупкая, с острыми чертами лица, неплавными, почти резкими движениями и носиком, гордо выглядывающим из-под шляпки – действительно чем-то напоминает изысканную птицу. Пожалуй, фактурно это идеальная Катерина – такой «птице», как никому, идут слова «Отчего люди не летают?», как ни у кого они звучат органично, будто она и впрямь когда-то летала или вот-вот полетит. Но за внешней хрупкостью Катерины Марины Оликер чувствуется внутренний стержень. Она разговаривает, глядя людям прямо в глаза, а при столкновении с «напраслиной», которую то и дело наводит Кабаниха, то и дело морщит лоб, но спокойно и твердо продолжает говорить простые и понятные вещи.
Очень интересно работает в роли Кабанихи актриса Татьяна Богдан. Глаза у неё блестят, но только ей одной понятно, почему. Она пребывает в своём мире, параллельном реальному. Постоянно находясь в каком-то неестественном игривом возбуждении, она носится по сцене из стороны в сторону, манерно заламывает руки, переплетает пальцы, облизывает губы от предвкушения тех упрёков, с которыми сейчас обрушится на сына и невестку, и, наконец, подчёркнуто «театральными» интонациями, с неуместной са-модовольной улыбкой на губах, то и дело нездорово посмеиваясь, выставляет свои нескончаемые претензии «молодым». Сколько ни возражай – у нее найдётся способ, как превратить себя в невинную жертву. Здравым смыслом её не победить, не переспорить – всё переворачивает с ног на голову и чудесным образом оказывается права во всех своих самых безумных умозаключениях. Только по какому-то недоразумению, только в таком городе как Калинов, среди юродивых, полусумасшедших и ко всему привыкших горожан, её вообще может кто-то слушать и воспринимать всерьёз. Это – ясно. Но вместе с тем ясно и то, что сделать с ней ничего невозможно: деться от неё некуда, можно только тяжело вздохнуть и махнуть рукой. Но даже махнув, «стряхнуть» с себя отчаяние от собственного бессилия перед ней не получится. Сам факт, что она твой близкий родственник, рождает ощущение вязкое, приторное, оно убивает все желания, делает невозможным нормальное восприятие мира и неуклонно тянет в болото.
Дикость городка, самодурство и юродство, царящее в нем, с особенной яркостью обнаруживается в сцене первого появления Кабанихи. Вся семейная сцена с отчитыванием Катерины разворачивается «при всем честном народе», и этот народ на отвлечённом внимании – мимикой или междометиями, переговариваясь между собой или вставляя отдельные реплики, комментирует происходящее. Апофеоз наступает, когда, услышав, что Кабаниха назвала Тихона дураком, Феклуша (Екатерина Шаова) примирительно добавляет: «Ничего, я молебен на прибавление ума закажу»… Это очень смешная сцена, но в сущности – как же всё безысходно грустно...
Если Борис изначально всё происходящее в Калинове про себя характеризует как «просто бред» и старается не брать в голову, то Катерина хоть и морщит лоб, но продолжает существовать в той искажённой фальшивой реальности, которую создает вокруг них с Тихоном Кабаниха. Продолжает находить разумные объяснения всему, разумно возражать свекрови, пытаться изо всех сил соответствовать её требованиям. Ясно, что именно эта искренность Катерины в её попытке «жить как все» – и интересует режиссёра больше всего. Связь с Борисом – не выход на «свободу» для замученной девушки. А только естественное следствие её искренней и отчаянной попытки доказать всем, что она «не то, что о ней думают». Попытка эта неминуемо приведет её к смерти, но эта смерть в сравнении с той жизнью, в которой остаётся Тихон – видится почти как счастье.
Любопытны финальные сцены спектакля. Для меня особенное в них то, что впервые мотивы, по которым Борис Григорьевич все же бросает столь любимую Катерину, становятся ясны именно с позиции современной жизни. Когда Борису сообщает Варвара, что муж Катерины вернулся – артист Петр Оликер играет притворное удивление и огорчение. Интересно, что уже в тот момент для него эта история становится перевёрнутой страницей жизни, и он начинает строить планы, что ему делать дальше. И правда – ну сказано же, что, выражаясь современным языком, муж в командировке, погулять можно десять дней. Это же изначально было известно. Ну, погуляли. Ну, вот и муж вернулся. Ну, немного раньше. Что ж поделать. Может быть, он вспомнит потом Катерину не раз, может быть, назовёт её самой большой любовью своей жизни, может быть, он будет любить её всегда, и всегда тосковать о том, что всё так сложилось. Но это потом. А сейчас «всё так сложилось» – ключевое. И это очень жёсткая и очень мужская позиция.
Трогательна сцена последнего свидания – Борис с Катериной играют её, взобравшись по деревянной лестнице на «башни» с обеих концов сцены – так что между ними пропасть – не прикоснуться друг к другу, и Катерина балансирует на грани этой пропасти и вот-вот сорвётся, а Борис уверенно слезет со ступенек лестницы и пойдёт дальше. Учитывая то, как режиссёр решает образ Бориса, эта сцена очень органична, нет смысловой нестыковки: как же так, он уезжает и бросает любимую девушку, а жизнь её разрушена. Борис успокаивает Катю: всё это пройдёт, пройдет… Потому что он точно знает: пройдёт… И торопится поскорее, не отрефлексировав ничего, уехать.
Финал почти схематичен. Катерина просто зачитывает текст Островского о собственной смерти. И это понятно – смерть её уже случилась, там, на башне, в последнее свидание с Борисом, когда она все еще барахталась, пытаясь вырваться из болота, и хваталась за последнюю надежду – что он возьмёт её с собой.
Так аскетично, без лишних слов и эмоций – завершается «репетиция» «Грозы» – спектакль Евгения Гельфонда, который стал для меня одним из самых ярких, живых и современных прочтений пьесы Островского.