(Ереванский Государственный Театр Пантомимы в гостях у НХТ)
Она могла пропеть историю руками…. Царский сад давно заброшен, лишь павлин важно шествует по пустынным дорожкам. Тени далёкого прошлого растаяли в седой мгле веков. Отзвук воспоминания далёких событий утратил чёткость контура и рассыпался в прах. Сами имена стёрлись из памяти. Не осталось ничего. Старая легенда потеряла связь со словом…
Спектакль «Игра» Ереванского Государственного Театра Пантомимы (режиссёр Жирайр Дадасян) рассказывает древнюю восточную легенду о любви царя Тиридата к прекрасной танцовщице движением, прихотливой вязью пластических миниатюр, складывающихся в сложный, многоцветный узор. Вот царь (Манвел Саргсян), красивое благородное лицо отмечено печатью предстоящего страдания. Вот царица (Наира Едигарян), чутким женским наитием прозревающая скорбный удел свой. Они величественны и подобны богам, влюблены и прекрасны. Вот венценосные влюблённые резвятся в саду, играют. «Ослеплённый» чёрной повязкой царь пытается поймать подзывающую его хлопками царицу.
Спрятать глаза – значит, умереть. И постараться утянуть живого в холод могилы, ведь хлопок – шум, голос жизни. Простая с виду игра опасна. Игра в смерть. Вот так: любовь – игра – смерть, три главных образа спектакля, сплетаются в один неразрывный узел. «Игра» насыщена образами, и каждый образ многослоен и сложен. И каждый имеет свой тайный ключ (чёрная повязка, кинжал, золотое яблоко, маска). В спектакле образ властвует безраздельно, а сюжетное повествование вторично. Эта особенность сближает «Игру» с поэзией. Ведь поэзию объяснить невозможно. Да и стоит ли пытаться?..
Другая яркая особенность спектакля – актёры, участники спектакля. Можно отрешиться от смыслов, от красоты образов и сосредоточиться только на красоте движений артистов. Сложная паутина взглядов, жестов, движений. Любое, самое малое, почти незначительное действие (хотя незначительностей в спектакле нет!) всегда вызывает ответную реакцию: вздох откликается жестом, взгляд – движением, всё живёт, всё дышит. Спектакль живой в самом полном смысле этого слова. Он подобен водному потоку, всё в нём полно движения, и это движение воспринимается самостоятельным, почти не связанным с усилиями актёров. «Игра» – спектакль, прежде всего, игровой. Игра артистов, точная, щедрая и очень искренняя, удивляет и завораживает.
Декорация минималистична – руина, то ли арка, то ли часть стены. А вокруг – пустота сцены. Но в этой вселенной творятся чудеса. Безмолвие легенды оживает. Царь и Царица безымянны, но они люди, их души наполнены чувством и открыты радости и страданию. У них есть лица. Им ведома смерть, и чёрная повязка на глаза и кинжал – их атрибуты. У Шута (Артур Айрапетян) и Танцовщицы (Маргарита Аракелян) нет лиц, их образ – пустота маски. Они легко меняют свои личины: мимы, демоны, страстные любовники, утягивающие героев в омут страстей, покорные слуги. Коварные трикстеры, играющие золотым яблоком и маской. Они даруют мимолётность наслаждения и карают тяжестью одиночества. Они и есть боги, и боги забавляются игрой.
Человек мал и слаб перед лицом страсти, но велик в страдании своём – смысловая ось спектакля. Однако смысловая ткань спектакля шире и глубже. Не случайно ведь по тропкам сада ходит павлин (Луиза Мелконян), горделивый и равнодушный. Но иногда в птице просыпается иная, созидающая ипостась Бога, посылающая человеку глоток утешения и поддержки. И образ павлина вырастает в образ Жизни как таковой одновременно и незаметно отстранённой, и обнимающей героев своим потоком. Не случайно ведь, превращаясь в павлина, возвращается к жизни Царица в финале «Игры».
Стёрлись на величественных монументах имена горделивых царей. Забылись их деяния. Кто помнит об обуревавших их когда-то страстях?.. И сами монументы давно погребены землей. Лишь жизнь продолжает бурлить своим прихотливым потоком. Лишь бродит павлин по тропинкам заросшего и забытого царского сада. Старинная, восточная легенда…
Олег Мясников.